Он вспомнил, что в гостиничном вестибюле весь день
толкутся девушки, стремящиеся поговорить с приезжим индусским
философом о душе.
"Пойду к индусу, -- решил он, -- узнаю, наконец, в чем
дело. Это, правда, пижонство, но другого выхода нет".
Не разлучаясь с чемоданом, Бендер, как был, в смятом
костюме, спустился в бельэтаж и постучал в дверь комнаты
великого человека. Ему открыл переводчик.
-- Философ принимает? -- спросил Остап.
-- Это смотря кого, -- ответил переводчик вежливо. -- Вы
частное лицо?
-- Нет, нет, -- испуганно сказал великий комбинатор, -- я
от одной кооперативной организации.
-- Вы с группой? Вас сколько человек? А то~, знаете,
учителю трудно принимать всех отдельных лиц. Он предпочитает
беседовать...
-- С коллективом? -- подхватил Остап. -- Меня как раз
коллектив уполномочил разрешить один важный принципиальный
вопрос насчет смысла жизни.
Переводчик ушел и через пять минут вернулся. Он отдернул
портьеру и пышно сказал:
-- Пусть войдет кооперативная организация, желающая
узнать, в чем смысл жизни.
На кресле с высокой и неудобной резной спинкой сидел
великий философ и поэт в коричневой бархатной: рясе и в таком
же колпаке. Лицо у него было смуглое и нежное, а глаза черные,
как у подпоручика. Борода, белая и широкая, словно фрачная
манишка, закрывала грудь. Стенографистка сидела у его ног. Два
переводчика, индус и англичанин, разместились по бокам.
При виде Остапа с чемоданом философ заерзал на кресле и
что-то встревоженно зашептал переводчику. Стенографистка стала
спешно записывать, а переводчик обратился к великому
комбинатору:
-- Учитель желает узнать, не содержатся ли в чемодане
пришельца песни и саги и не собирается ли пришелец прочесть их
вслух, так как учителю прочли уже много песен и саг и он больше
не может их слушать.
-- Скажите учителю, что саг нету, -- почтительно ответил
Остап.
Черноглазый старец еще больше обеспокоился и, оживленно
говоря, стал со страхом показывать на чемодан пальцем.
-- Учитель спрашивает, -- начал переводчик, -- не
собирается ли пришелец поселиться у него в номере, потому что к
нему на прием еще никогда не приходили с чемоданом.
И только после того, как Остап успокоил переводчика, а
переводчик философа, напряжение прошло и началась беседа.
-- Прежде чем ответить на ваш вопрос о смысле жизни, --
сказал переводчик, -- учитель желает сказать несколько слов о
народном образовании в Индии.
-- Передайте учителю, -- сообщил Остап, -- что проблема
народного образования волнует меня с детства.
Философ закрыл глаза и принялся неторопливо говорить.
Первый час он говорил по-английски, а второй час-по-бенгальски.
Иногда он начинал петь тихим приятным голосом, а один раз даже
встал и, приподняв рясу, сделал несколько танцевальных
движений, изображавших, как видно, игры школьников в Пенджабе.
Затем он сел и снова закрыл глаза, а Остап долго слушал
перевод. Сперва Остап вежливо кивал головой, потом сонно
смотрел в окно и, наконец, начал развлекаться -- перебирал в
кармане мелочь, любовался перстнем и даже довольно явственно
подмигнул хорошенькой стенографистке, после чего она еще
быстрее зачиркала карандашом.
-- А как все-таки будет со смыслом жизни? -- спросил
миллионер, улучив минуту.
-- Учитель желает прежде, -- объяснил переводчик, --
познакомить пришельца с обширными материалами, которые он
собрал при ознакомлении с постановкой дела народного
образования в СССР.
-- Передайте его благородию, -- ответил Остап, - что
пришелец не возражает.
И машина снова пришла в движение. Учитель говорил, пел
пионерские песни, показывал стенгазету, которую ему поднесли
дети сто сорок шестой трудовой школы, и один раз даже
всплакнул. Переводчики бубнили в два голоса, стенографистка
писала, а Остап рассеянно чистил ногти.
Наконец, Остап громко закашлял.
-- Знаете, -- сказал он, -- переводить больше не нужно. Я
стал ка-то понимать по-бенгальски. Вот когда будет насчет
смысла жизни, тогда и переведите.
|