proposed implementation issues to the law gen.

[lidynya]

Здравствуйте,

помогите, пожалуйста, красиво перевести заголовок

Спасибо

[Ухтыш]

Контекст и роль детали в контексте
М.М. Морозов

Вопрос о точности перевода неразрывно связан с вопросом о контексте. Обычно под контекстом понимается непосредственное лексическое окружение данного слова или выражения в речи, окружение, которое делает ясным значение этого слова или придаёт ему какие-либо новые оттенки.

Слово ‘board’, например, может значить «доска, стол, борт судна, правление» и т. д. Чтобы понять значение этого слова в каждом отдельном конкретном случае, необходимо сообразоваться с его «словесным окружением ». Однако данное выше определение является слишком узким: в процессе художественного перевода широко раздвигаются границы понятия контекста.

В рассказе «Ионыч» А.П. Чехов описывает, как герой этого рассказа, разбогатев и разжирев, ходит по комнатам дома, который он собирается купить по дешёвке: «...Он без церемонии идёт в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит: – Это кабинет? Это спальня? А тут что?»

Мы ещё вернемся к переводу этого отрывка. Здесь же мы рассмотрим лишь одну фразу: «проходя через все комнаты». Можно перевести ‘walking through all the rooms’ или ‘passing through all the rooms’. Это, конечно, правильно. Но гораздо выразительнее в данном контексте – ‘marching through all the room’. Для того чтобы найти здесь слово ‘marching’, переводчику нужно мысленно «перевоплотиться» в толстого, самодовольного Ионыча, подобно тому, как перевоплощается актёр в исполняемый им образ. И как актёр интерпретирует то или иное место в зависимости от интерпретации всей роли в целом, так и переводчик художественной литературы находит наиболее выразительное слово, исходя из контекста всего переводимого произведения.

После длительной разлуки Екатерина Ивановна встречается с Ионычем. Она чувствует, что он в чем-то изменился, догадывается, что он разлюбил её. «Как?» – спрашивает Ионыча встревоженная Екатерина Ивановна. ‘How are things?’ – переводит один переводчик; ‘You must tell me everything!’ – переводит другой. Всё тут зависит от того, как слышит, как понимает переводчик «подтекст» вопроса Екатерины Ивановны. Ведь художественный перевод является не фотографией, не бездушным слепком подлинника, но живым его воссозданием.

Переводчик должен слышать переводимое им произведение. Для того чтобы развить этот слух, нужно много работать над данным писателем, изучать его произведения, его художественную манеру. Так ещё шире раздвигаются границы понятия контекста, охватывая всё творчество писателя, его «творческую биографию», как говорил А.М. Горький.

Переводчику художественной литературы необходимо отдавать себе ясный отчет в идеологической направленности переводимого произведения. От этого часто зависит даже выбор отдельного слова. Проф. М.В. Сергиевский в статье «Перевод как филологическая проблема» приводит следующий яркий пример: «Такое слово, как французское ‘revoke’ или немецкое ‘Aufstand’ (или английское ‘revolt’), можно и должно переводить по-разному, смотря по тому, в каком произведении, с какой идеологической направленностью оно встречается. В одном случае это «бунт», в другом случае это «восстание», «революция»1.

Чем ближе знакомимся мы на практике с понятием контекста, тем шире и глубже становится для нас его значение. Именно от контекста зависит перевод каждой детали, именно на основании контекста решается любая переводческая проблема. В одном английском рассказе (действие происходит на границе с Шотландией) находим следующее место: ‘A tall man entered the room. He wore a tweed coat and a pair of hobnails. ‘Поясним слова: ‘tweed’ – твид – род шотландской плотной шерстяной материи, обычно красится в два цвета (эту материю носят шотландские крестьяне), ‘hobnails’ – тяжёлые башмаки, подбитые гвоздями. Переводчик – любитель механической точности, перевёл бы, не задумываясь: «В комнату вошёл высокий человек. На нём была куртка, сшитая из твида, и тяжёлые подбитые гвоздями башмаки». Но такой перевод вызывает возражение: если слово tweed понятно каждому англичанину, то для русского читателя твид – новое понятие. Поскольку мы переводим художественное произведение, а не каталог тканей, гораздо проще и лучше было бы перевести: «В комнату вошел высокий человек, одетый в шерстяную куртку». Но тут начались бы бесконечные споры относительно правильности данного перевода, которые не привели бы к положительному решению, поскольку решение данного рода переводческой задачи невозможно на материале одной, случайно выхваченной фразы. Эта задача может быть решена только на основе контекста. Прежде всего мы должны ответить на вопрос, для чего нужно было автору упомянуть о том, что куртка была сшита из твида. Прочитав рассказ, мы узнаем, что вошедший в комнату человек был сыщиком, который переоделся крестьянином. Поэтому лучше перевести: «В комнату вошел высокий человек, одетый в простую крестьянскую куртку». Если бы автор в «подтексте» слова ‘tweed’ хотел подчеркнуть, что на дворе стояла холодная сырая погода (твид – очень тёплая шерстяная материя), мы бы перевели сочетание ‘tweed coat’ иначе: «В комнату вошёл высокий человек, одетый в тёплую шерстяную куртку». И, наконец, если бы автор рассказа хотел подчеркнуть прежде всего шотландское происхождение пришельца, мы перевели бы данное предложение так: «В комнату вошёл высокий человек, одетый в шотландскую шерстяную куртку» (или сохранили бы слово «твид», дав подстрочное пояснительное примечание).

В работе над переводом чрезвычайно важно отдавать себе ясный отчёт в том, насколько значительна та или иная деталь переводимого нами подлинника. Тут опять-таки всё определяется контекстом. При переводе, например, фразы ‘The wind was sighing in the topsails’ перед нами может возникнуть вопрос: как перевести в данном случае ‘topsails’ – поставить ли «техническое» слово «топселя» (что необходимо, если корабельная терминология является характерной для стиля переводимого нами произведения и если, отказавшись от этой терминологии, мы рискуем обесцветить рассказ, лишить его специфического «морского» колорита) или же употребить более обычное слово «паруса», исходя из того соображения, что в данном случае существенней «вздохи ветра» и именно на этом образе нужно сосредоточить внимание читателей.

Ведь слово «топселя» может в силу своей необычности отвлечь внимание читателей и повредить образу («ветер вздыхал»). Мы получаем, таким образом, два варианта: «Ветер вздыхал в топселях» и «Ветер вздыхал в парусах». Сделать выбор мы сможем лишь отдав себе ясный отчёт в общем характере стиля переводимого произведения, почувствовав его колорит и уяснив себе, насколько значительна роль морской терминологии в контексте всего произведения в целом.

Мы здесь подошли к весьма важному вопросу. Начинающие переводчики обычно

стремятся с одинаковой интенсивностью передать каждую деталь подлинника. Они, если можно так выразиться, беспрестанно «нажимаю педаль». Переводя художественную прозу с родного русского языка на иностранный английский, начинающие переводчики поэтому часто запутываются в деталях, как в тёмном лесу, и испытывают чувство неудовлетворённости, перечитывая написанные ими тяжеловесные и бесцветные английские эквиваленты русских фраз. Само собой разумеется, что в идеале следует стремиться к передаче всех оттенков подлинника. Но при этом необходимо умело расставлять акценты, выделять существенное, – подобно тому, как мастер художественного чтения подчёркивает интонацией наиболее существенные места исполняемого им произведения. Иногда даже полезно жертвовать второстепенными незначительными деталями ради наиболее чёткого выделения существенного. Особенно важно развивать это умение на начальных этапах учебной работы, ибо одна из основных предпосылок хорошего перевода – умение отличать существенное от второстепенного.

Работая над переводом, нужно всегда помнить о читателе. Ведь мы переводим не для книжной полки, а для живых людей. Нередко перевод, производящий благоприятное впечатление на тех, кто хорошо знает подлинник, с трудом воспринимается не знающим подлинника читателем, не воздействует на него. Переводчик должен всегда мысленно обращаться к читателю и стремиться к доходчивости языка перевода.

Выбор слова при переводе

Мы уже неоднократно говорили о выборе того или иного слова. Эта проблема – одна из центральных проблем перевода. Поэтому необходимо специально остановиться на ней.

Прежде всего при переводе необходимо учитывать, что часто слово русского языка и слово английского языка, являющиеся словарными эквивалентами, отличаются в отношении тех ассоциаций, которые эти слова вызывают. Слово «зима» и ‘winter’ – словарные эквиваленты. Но при слове «зима» москвич вспоминает о снеге, морозе; при слове ‘winter’ жителю Лондона представляются хмурые туманы, холодный ветер. С этими ассоциациями, сопутствующими слову, переводчику художественной прозы приходится постоянно иметь дело. В английской стилистике такие ассоциации называются connotations2.

«Она ходит павой перед ним» – читаем в «Деле Артамоновых» М. Горького. Слово «пава» ассоциируется с величавыми, плавными, красивыми движениями. Например, у Пушкина:

«А сама-то величава,

Выступает, будто пава».

Слово «пава» также может ассоциироваться с важностью, горделивостью. Правильно поняла этот оттенок слова переводчица «Дела Артамоновых» Е.С. Альтшулер и перевела «Она ходит павой перед ним» так: ‘She poses proudly before him’.3

Здесь бессмысленно было бы употребить слово ‘peahen’, которое вообще не вызывает никаких определённых ассоциаций; не годится также слово ‘peacock’, которое ассоциируется с нагловатым чванством, глупым зазнайством (ср. например, ‘Don't peacock over it!’ «Брось чваниться!» «Перестань зазнаваться!»), кроме того, ‘peacock’ значит «павлин», а не «пава».

Слово «вол» ассоциируется с усердием, трудолюбием; английское же слово ‘ох’ – с глупостью (Ср. старинную английскую поговорку‘to make an ox of one’, равную по значению ‘to make a fool of one’. Ср. также у Шекспира в «Виндзорских проказницах»: ‘I do perceive that I am made an ass. – Ay, and an ox too ...’). Предложение «Молодчина, деловик, вол, умница!» («Дело Артамоновых») переводчица перевела: ‘Efficient, hard-working, clever!'

Здесь «вол» переведено как ‘hardworking’. Как видим, слово, употреблённое автором в переносном значении, далеко не всегда переводится его словарным эквивалентом.

Возьмём ряд синонимов возрастающей интенсивности: «тёплый», «жаркий», «горячий», «знойный», «раскалённый». Эти синонимы отличаются друг от друга не только интенсивностью (степень тепла). «Знойный», например, ассоциируется с палящим солнцем и душным воздухом, «раскалённый» – с обжигающим руку металлом и т.д. Или, например, в ряду синонимов возрастающей интенсивности: «стараться», «силиться», «делать всё возможное», «не жалеть сил», «из кожи лезть» выражение «из кожи лезть» может вызвать и комические ассоциации. При переводе нужно

быть чрезвычайно осторожным, чтобы не вызвать посторонних и ненужных ассоциаций. Например, русское слово «скряга» может вызвать комические ассоциации. Мы назовём пушкинского скупого рыцаря скупцом, а не скрягой. Скрягой можно назвать Плюшкина. Вспоминается следующий случай. В конце трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта», в сцене в склепе Капулетти, Джульетта, увидав, что Ромео выпил весь яд и не оставил ей ни капли, называет его «скупым»: ‘О churl! drunk all...’ («Скупой! ты выпил всё...»).

Англо-русский словарь В.К. Мюллера даёт на ‘churl’ перевод «скряга». Вероятно, механически воспользовавшись словарём, переводчик и выбрал это слово, которое,

внеся посторонние комические ассоциации в момент трагического переживания, неизменно вызывало в зрительном зале смешок и портило эту сцену.

Возьмём аналогичный пример с английскими синонимами: ‘look’, ‘stare’, ‘gaze’, ‘glare’, ‘goggle’. Тут, опять-таки, различие не в одной интенсивности. Так, ‘glare’, например, ассоциируется с очень пристальным или сердитым взглядом, ‘goggle’ с выпученными, вытаращенными глазами и т.д.

Интенсивность является далеко не единственным мерилом, которым нам приходится руководствоваться при выборе нужного нам слова из синонимического ряда. Чем больше мы присматриваемся к слову, тем яснее становится различие между ним и другими словами синонимического ряда в отношении тех представлений, которые данное слово вызывает.

Так, например, различие между «кляча» и «одёр» не только в том, что слово «одёр» сильнее выражает немощность, непригодность, убожество животного («с одра только шкуру драть», «повели одра на живодёрку»), но и в тех образных представлениях, которые вызывает каждое из этих двух слов. «Кляча»

обозначает тощую, слабую, больную лошадь, со словом же «одёр» ассоциируется чрезмерная худоба, выступающие кости, старость и обычно, неуклюже большой рост лошади. Конь Дон-Кихота, Россинант, – одёр, а не кляча. И если мы скажем «Дон-Кихот верхом на кляче» или «Дон-Кихот верхом на одре», перед нами окажутся как бы две картины, написанные разными художниками. Такие образные представления играют важную роль в работе над художественным переводом.

При выборе слова из синонимического ряда переводчик, как правило, должен ориентироваться на общенародный английский язык, на наиболее употребительные слова, избегать жаргонов и диалектов, являющихся ответвлениями от общенародного языка.

Общепринятому слову нужно отдавать предпочтение перед словом малоупотребительным. Некоторым начинающим переводчикам иногда кажется, что чем больше в их переводе редких, вычурных слов и выражений, тем более английским выглядит их текст. Это, конечно, самообман, ведущий к самым печальным последствиям.

Следует избегать и так называемого сленга. Сфера употребления того или иного жаргонного слова чрезвычайно ограничена, причём значение его обычно крайне неустойчиво. Заметим, наконец, что если из двух синонимов один употребляется в Англии и Америке, а другой – только в Англии или только в Америке, то следует выбрать тот, который имеет более широкую сферу употребления. В Америке «осень» называется ‘fall’ и ‘autumn'; в Англии слово ‘fall’ в значении «осень» не употребляется. Поэтому мы переведём слово «осень» словом ‘autumn’. Если перевод предназначается только для Америки, то, конечно, следует предпочесть ‘fall’ как более распространённое в Америке слово, чем ‘autumn’.

Мосты (журнал переводчиков), № 1 (13). – М.: Р. Валент, 2007. – 146 с